Президент группы компаний «Фактор» и фестиваля Kharkiv Music Fest Сергей Политучий рассказал, как сделать фестиваль европейского уровня, зачем богатые люди тратят деньги на культуру и почему губернаторы ходят на стадионы, а не на концерты.
KHARKIV Today начинает серию интервью с меценатами Харькова. Накануне фестиваля Kharkiv Music Fest мы поговорили с его президентом Сергеем Политучим о том, почему он взялся за этот проект и на что может рассчитывать классическое искусство в Харькове.
«Ничего, кроме внутренней гордости собой»
– Сергей Яковлевич, почему вы присоединились к организации фестиваля?
– Несколько лет назад ко мне обратился Станислав Христенко (арт-директор фестиваля, – ред.) с просьбой помочь. Тогда фестиваль еще назывался «Зеркальная струя», я поддержал его очень символически. Тогда я не предполагал и не рассчитывал так глубоко вовлекаться в этот проект. Ситуация радикально изменилась, сейчас я посвящаю ему большую часть времени.
– Сейчас у фестиваля уже есть несколько меценатов. Собрать их было вашей идеей?
– Для меня главным и личным и социальным событием 2019 года стало то, что удалось создать пул меценатов фестиваля. В него вошли семь человек, но я буду работать над тем, чтобы их становилось больше. Мне нужно посоветоваться с ними, могу ли я назвать стоимость входного билета в попечительский совет. Это сумма, которая для многих может показаться фантастически большой. Эти деньги не окупают общие затраты, но являются уже серьезной заявкой. Всего год назад я не верил, что у меня это получится. Потому что с какого перепугу человек отдаст серьезные деньги и при этом не получит почти ничего, кроме внутренней гордости собой? Но мы получаем эту гордость тогда, когда делаем что-то, что мы считаем важным и нужным. Человек должен поверить, что он должен делиться и стыдиться, если он не делится с обществом.
– Возможно ли в Украине провести фестиваль такого уровня без меценатского участия?
– Это невозможно нигде, и в Украине – в частности. Невозможно по простым арифметическим соображениям. Сегодня в Вене можно купить билет в Оперу в среднем за 300 евро, и то – надо билеты заказывать заранее. Последний раз, когда я был в Вене, я купил у спекулянтов билет за 120 евро, я сидел так далеко, что видел ровно половину сцены. Но поют они до такой степени круто, что ты понимаешь – они стоят своих денег. И когда мы приглашаем артистов такого уровня в Харьков, мы не можем позвать их бесплатно. Мы и так пользуемся связями: кто-то с кем-то дружит, кто-то где-то учился вместе со звездами, он может попросить, сказать, что у нас страна бедная, помоги.Если это звезда, то она и стоит как звезда. Невозможно окупить мероприятие, где один только гонорар стоит столько, что каждый посетитель концерта должен купить билет по 1000 гривен и больше. А еще есть райдер, транспортные расходы, аренда зала. Искусство нигде в мире не является самодостаточным. Даже Зальцбургский фестиваль, который must visit, он тоже без меценатов не обходится.
– Вы упомянули о том, что многие звезды приезжают к нам благодаря дружеским связям. Их гонорар в Харькове ниже, чем в других городах?
– Эта цена может отличаться даже в 10 раз. В Украине есть похожий на Kharkiv Music Fest фестиваль в Одессе. Тампоявилось много музыкантов мирового уровня, которые уехали на Запад, но ностальгию никто не отменял, и они в знак уважения к родине очень снижают гонорар. В Харькове этого неизмеримо меньше, но скидка всегда присутствует.
– То есть, Харьков – не очень музыкальный город?
– Скажем так, не самый музыкальный и пока называть его культурной столицей Украины я не могу. Первостоличность наша – это комплимент самим себе, для меня это – печальное отражение живучего в нашем обществе желания казаться, а не быть.
«Мы ждем, когда за нас решит ЖЭК»
– Насколько в Харькове распространено меценатство сейчас. Если сравнить с тем, как это было 10 лет назад – стало лучше или хуже?
– Самое главное для нас сейчас – преодолеть наследие тоталитаризма, советское прошлое. В советском обществе народ был лишен гражданских функций. Государство брало на себя эту роль: «Я – ваш отец, я вам все сделаю, я знаю, какие книги вам читать и музыку слушать». Эта тоталитарная власть воспитала несколько поколений, у которых и мысли не появлялось, что они должны что-то делать, а не только государство. Культура нации определяется размерами личного пространства. У наших людей личное пространство заканчивается внутренней поверхностью двери. Уже снаружи – это должен делать ЖЭК. Мы ждем, когда за нас решит ЖЭК. Для культуры есть Министерство культуры и так далее. А потом мы приезжаем в Барселону, идем по улице и видим красивое здание. Но эту красоту не строило государство. Это какой-то сумасшедший предприниматель что-то придумал и нанял сумасшедшего архитектора Гауди построить. Когда мы любуемся Саграда Фамилия, важно помнить – она ведь не строилась государством!
Однажды, лет 10 назад, я привозил в Харьков Михаила Казинника (музыкант и популяризатор музыки, – ред.). После выступления один журналист спросил: «А почему бы вам не помочь еще и музыкальной школе?» Я ответил: «Нет вопросов. Но давайте сделаем это вместе. Я понимаю, у вас зарплата 2,5 тысячи по тем временам, у меня доход, например, 2,5 миллиона. Я честно даю 10% и вы 10%, в вашем случае это всего 250 гривен». И тишина! У всех в глазах было написано: «А я здесь при чем?»
Потому сейчас моя главная социальная задача – повернуть общество к ответственности за свою жизнь. Общество должно большинство вопросов решать само.
– Мне кажется, что в 2014 году многое изменилось, когда волонтеры и обычные люди держали на своих плечах армию, помогали переселенцам – государство тогда не особенно решало эти задачи. Возможно, из-за внимания к таким первостепенным вещам культура ушла на второй план? Все хотят помогать армии и детям.
– Я недавно говорил с руководителем одной IT- компании. Он очень много делает, но это все очень наивно и не системно. Он говорит: «Мы помогаем детскому дому». Когда я слышу про детский дом, у меня зубы сводит. Потому что за те 15 лет, что мы помогали «Ротари-клубом» детскому дому, я понял, что если хороший заведующий – все хорошо получается, нехороший – ничего не будет. Есть такие мимимишные темы – собачки, кошечки, дети. На самом деле эта помощь – скорее рыба, чем удочка. А культура определяет долгосрочную перспективу нации.
– Государство сейчас поддерживает культуру?
– В советское время в нашем Оперном театре седьмой ряд всегда был зарезервирован для властей. И этот рудимент почему-то сохранился. Сходите в ХНАТОБ на премьеру – увидите, седьмой ряд будет свободен. Единственная, кого я там часто вижу – Светлана Горбунова-Рубан, она приходит с мужем регулярно. Больше никого нет. Вот прихожу на футбол, вижу – в вип-ложе сидит известный чиновник и 150 камер его снимают. В первом тайме поснимали, и он ушел. Не нужен ему этот футбол. Я имею в виду не конкретного чиновника – любого политика. Им нужна нижняя часть общественной пирамиды, которая пойдет на выборы. Потому они выбирают массовые виды досуга, понятные большей части общества – футбол, велопробег. Это чисто политическая ерунда, и с этой точки зрения, они правильно делают. Но вот та небольшая часть людей, которая слушает концерты, вершина общественной пирамиды – это лидеры мнений. Их нельзя игнорировать чисто арифметически.
– Когда вы сами поняли, что уже достаточно заработали и пора отдавать? Помните этот момент?
– Я же тоже парень советский, мой менталитет долгое время был с советским налетом. Когда я только начинал бизнес,я и не думал о меценатстве, тогда не было таких проектов, да и некогда было о них думать, я работал, занимался бизнесом.
Пришло понимание и желание делать это системно намного позже. Где-то 12 лет назад я впервые задумался об этом. Мы взялись за документ о развитии группы компаний на 10 лет. И тут я впервые понял, что через 10 лет я уже буду на пенсии. Это был первый сигнал о том, что жизнь конечна.
Был второй момент: я понял, что общество не хочет и не может тебя оценивать по количеству уплаченных налогов. Вот, например, Алексей Алчевский. 100 человек остановите на улице в Харькове – и никто не скажет, что он был бизнесмен. Знают, что он был меценат – точка. За это его чтят, а не за то, что он был промышленник и финансист. И вот я тоже хочу, чтобы в благодарность за все годы, что я прожил в этой стране, этом городе, осталось что-то после меня.
– То есть, меценатство – шанс войти в историю?
– Нет, не совсем так. В первую очередь ты делаешь это потому, что это соответствует внутреннему представлению о роли в обществе. Я приведу пример. Ты можешь на соревновании по кроссу в лесу срезать, если никого нет, и ты оторвался, можешь срезать 200-300 метров, получить медаль. Я бы не гордился этой медалью, наоборот, стыдился бы до конца жизни. Я бы знал, что я – не то, что написано на медали. Меценатство – это на 90% внутреннее. Чтобы самому внутри понимать: «Да, я крут».
